Ливень! Каблуками по лужам, разноцветные зонтики в небо, звонкие трамвайчики через мостовую. Сиротливый, мокрый продавец арбузов под навесом. Поёживается от холода, пока весь его полосатый товар принимает дождевые ванны.
А мы говорим о спорте и кино, складываем бумажные кораблики под рокот дождевых капель и жмёмся друг к другу, когда небо разрезают яркие вертикальные молнии.
Ленкин кот, принимающий самое активное участие в нашем разговоре на тёплой кухне с оранжевыми занавесками. Кажется, всё лето спряталось в этих ярких, апельсиновых занавесках.
А по утрам, в мутных витринах, сонных толпах и мокрых зеркалах заднего вида я неизменно нахожу тёмные, смеющиеся глаза З. Оглядываюсь в пол-оборота назад и понимаю - стремительно, непреклонно, - что это не со мной и не сейчас. Всё-лишь обман зрения, слуховые галлюцинации. Мираж.
"Чувствую — как всегда в первую секундочку после расставания — плечом, что Вы рядом, отступив на шаг. <...> И, когда оглядываюсь, Вас уже нет: исчезновение..." (c)

Ремонт всё-таки штука страшная. Он - словно злой дракон с тремя головами из сказки - в один миг расшатал моё хрупкое, задумчивое состояние духа. Остаётся разве что открыть все окна нараспашку и забиться в самый дальний угол. От всех этих навязчивых запахов и разнообразных громких/резких/надоедливых звуков, никак не желающих мирно уживаться с моими радужными представлениями о солнечном утре, наполненном ароматами кофе, мокрого асфальта под окном и свежих книжек, поселившихся на старой книжкой полкe. Иногда я подкрадываюсь к полке, тихо-тихо, чтобы никто не услышал, дрожащими пальцами достаю книжку про утят, которую мама читала мне в детстве, осторожными движениями пальцев открываю первую, пожелтевшую от времени страничку (словно боясь разрушить непередаваемую ауру, создаваемую этой книжкой) и украдкой перечитываю, улыбаясь своим мыслям. И на глазах у меня наворачиваются слёзы. Я так хотела бы знать, куда уходит детство. Я так хотела бы снова, хотя бы на минутку вернуться туда, побродить меж трёхколесных велосипедов и нарядных кукол с большими глазами, снова кормить прожорливых гусей с оранжевыми клювами капустой и возить кошку Катьку по квартире в большой картонной коробке, представляя себя водителем автобуса. Настоящего автобуса. Я так хотела бы снова, хотя бы на мгновение вести серьёзные беседы со своей плюшевой собакой и лазать через забор к соседям. И украдкой воровать у них яблоки.
И целого мира мало за билет на такую экскурсию.
Остаётся лишь забиться в свой угол и листать шершавые страницы альбома. И рассматривать начертанных углём ворон и коней с пышными гривами, занесённыe снегом церквушки, красивых и не очень, но одинакого интересных людей, мгновения великих битв и белоснежныe барашки-волны, яростно бьющие о скалы. И прекрасную Деву-Свободу с французским триколором в руках, символ Французской Революции 1830 года, призывающую людей следовать за ней без страха и сомнений.
Где-то между бессмертной "Крестьянской свадьбой" Брейгеля, "Garçon à la pipe" Пикассо и "Плесом" Исаака Левитана я обнаружу засушенные цветки сирени. Oни несут в себе едва уловимый аромат свежести, весны и первого костра. И, отчасти, Серёжиных мятных конфет. Он, должно быть, неимоверно рисковал своей репутацией, собирая этот букет для меня в чьём-нибудь прекрасном цветущем саду.
О, это слово - "прекрасно"!... Оно везде. Повсюду вокруг нас. Оно в воздухе, солнце и воде, которую мы пьём. Оно заполняет наши лёгкие.
Как прекрасно, например,забираться на тонкую ограду, отделяющую нaбережную от пляжа с его золотым песком и идти по ней вперёд, словно кошка, удерживая равновесие руками. Как прекрасно держаться за чью-то тёплую, знакомую руку, и не бояться. Знать, что пальцы не выскользнут и тебе не дадут упасть - подхватят. Слушать звуки города, кормить сухариками птиц у озера, цепляться шарфом за прохожих, молчать и читать Гофмана в метро, ловя недоумённые и заинтересованные взгляды попутчиков.
А дома... Дома остывший чай с ирисками, мамин смех, который так люблю, "Камо Грядеши" и конфетные обёртки под подушкой.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Какое необыкновенное счастье - просто быть дома!
По комнате гуляет непонятно откуда взявшийся сквозняк. Почему в помещениях, где хотя бы сутки не было ни одного человека, всегда такой сквозняк? Как-будто квартира каким-то непостижимым образом начала отвыкать от людей... Словно живое существо, которое, оставаясь в одиночестве, чувствует себя никому не нужным и покинутым...
За окном дождь и ветер.

Моя тщедушная грудь находится в постоянном поиске своей амбразуры. Никто случайно не видел, нет? Большая такая, на неё ещё кидаться очень удобно... Нет, не видели? Эх... Ну, если кто найдёт подходящую, буду очень признательна.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Просматривая фотографии с матча Крылья Советов - Луч-Энергия, задались вполне логичным вопросом: и как мы это выдержали?
Хотя тяжелее всего, конечно, пришлось именно игрокам - на них сдуло весь дым, а трибуны (и мы на них), как ни странно, пострадали не сильнo.

Сумеречные, тонкие сны. Прозрачные,ускользающие в форточку, как только успеваешь открыть глаза. Бесполезно ловить их за хвост. Было ли, не было... уже никогда нe узнаешь наверняка. Робко потухающие фонари на пустынной набережной. Кажется, что город вымер. Никого. Кажется, появляются крылья, но не по размеру, ростом с десяток тебя. Не встать. Страшно сделать вдох и нарушить эту сказочную тишину. Что-то щемит в груди и покалывает иголочками в районе солнечного сплетения. Вдох-выдох. Слишком много воздуха. В такие моменты слишком сложно думать на не родном языке. Кажется, только родной язык способен передать всю гамму чувств и эмоций, всю красоту и сказочность простой ситуации. Не слышны слова. Шёпот. Шёпот больше похож на шорох листьев - неразборчиво, но тягуче, как шаги по влажным листьям на мостовой. Розово-серый город на рассвете. Пронзительно, как крик стаи журавлей в дождливый день. Бледное солнце, утонувшее в тягучем утреннем тумане. Стекло в такси, за которым дождь. Звонко, тревожно, вызывающе. Нельзя поддаваться. Это игра. Холодно и ветрено, и стеклянное небо, полное оловянных облаков. Взгляд путается в них, слова распадаются на слоги. Мозайка тротуаров, улицы, сбитые в клубок. Тонкие фарфоровые чашки в кафе. Голубой шнурок, на который можно повесить сердце. А потом, на выдохе, уже после, всё кажется блёклым эхом.

Гудки в трубке. Минуту, две, три. Между нами протянулась бесконечность.